Подраздел: Странник - роман
скачать zip архив
Сладкие объедки прошлого
опубликовано: 23.01.2008
"Я чувствую, желаешь ты упорно,
Чтоб клялся я другим в любви притворной.
Глаз не свожу с небесной высоты,
Мне кажется, что небо – это ты!
Твержу теперь другие имена,
Хотя одной душа навек полна"
(Джамиль аль Абдаллах ок. 660 – ок. 701 г.г.) Разумеется, последняя наша встреча с Ритой без галстуков ни к чему не привела. Мы пообщались в теплой непринужденной обстановке. Потом пообедали. Вечером она любезно позволила себя сопровождать в Большой театр. Это был мой первый и последний выход с Ритой в свет. Мы смотрели "Травиату" Верди.
Во время "Травиаты" она позволила мне страстно тискать ее руку, но не более того. Время от времени она одергивала меня, когда я увлекался и лез под платье. А в конце она все же сказала мне приятную вещь. Она сказала что очень любит меня и чтобы завтра вечером я был готов вылететь в Бахрейн. Связь между этими двумя сообщениями была просто потрясающая! Я всегда славился перед самим собой замечательным даром проницательности. И был очень рад, что я не ошибся в том, что именно в Бахрейн надо лететь, а не в Читу или Караганду.
В Бахрейне я прожил ни много ни мало месяц. Я встретил и сдал четыре группы туристов. Самое интересное, что в аэропорту Манама меня встретил с распростертыми руками мой старый приятель Хасан Саддиях. Я уж было подумал, не увлекся ли я вчера перед отлетом коньяком и не в Бруней ли я снова попал?
Хасан Саддиях отвез меня в отель, по дороге рассыпаясь в комплиментах мне и моей госпоже – Рите, нашим деловым качествам, честности, предприимчивости. Я сдержанно принимал похвалы и, в свою очередь, благодарил его за услуги, оказанные им мне в Брунее, в частности, в устройстве моего семейного счастья. Он избавил меня от томительного одиночества. Ведь теперь в моем паспорте имелась жена, некая гражданка Брунея Умм Маммуд. Я сказал ему, что когда мне будет необходимо обзавестись детьми, я снова обращусь к нему. Саддиях оценил мое остроумие и счастливо рассмеялся.
Я встретил в Манаме четыре российских группы по шесть человек и переправил их на остров Мухаррак, что позволило увеличить мой ( или все-таки – наш? ) счет в Кристиан Банке Бандар – Сери – Бегавана еще на полмиллиона долларов.
Потом был снова Бахрейн, Йемен, два раза моя официальная родина – Катар, Иордания, Аомынь, Бирма и Восточный Тимор, Шанхай и даже Сенегал. Везде я встречал группы туристов и передавал их вездесущему Хасану Саддияху, распространившему щупальца своего туристического бизнеса на всю Азию, Африку и Ближний Восток .
По большому счету, основную часть своей жизни я проводил за границей. Вы будете смеяться, но мне там было хорошо! Будучи человеком замкнутым от природы и в силу определенной антипатии к людям я не нуждался в компаниях и каких-то специальных увеселительных мероприятиях. Я наслаждался одиночеством и комфортом сытой курортной жизни, время от времени нарушая его скромными целомудренными оргиями с относительно недорогими девчатами легкого поведения. Я стал здорово говорить на арабском, английском и малайском. Однажды, в Шанхае, я просматривал видеозапись какой-то нашей вечеринки с русскими туристами и с ужасом обнаружил, что стал говорить по-русски с каким-то чудовищным иностранным акцентом. Я стал иностранцем!
Рита звонила мне почти каждый день. Говорила, что скучает и любит. А что мне ее любовь? Стоп! Не надо врать! Вот этого я не люблю! Хотя бы сам с собой не ври! Что мне ее любовь? Это – все! Пусть я не верил в искренность ее слов! Пусть не совсем верил… Но мне хотелось верить, что в ее словах есть хотя бы немного правды. Ведь мне, кроме нее, никто не говорил о своей любви ко мне. Ни на одном языке я не слышал : "Я люблю тебя! Бе хеббик! Ти ямо! Ихъ либен дихь! Же тем!"
Зимой мы наконец-то встретились. Случилось это знаменательное событие в Объединенных Эмиратах, куда Рита прибыла на зимний отдых. Я встречал ее в аэропорту Шарджа.
Рита бросилась ко мне на шею и заплакала. Нет! Похоже, она не врала…- подумал тогда я. Эта женщина и в самом деле любит меня! Такая встреча вселила в меня некоторые надежды на изменения в нашей затянувшейся прелюдии…
Можно было бы сказать, что это была замечательная неделя. Можно было бы, да не скажу… Мы жили вдвоем в шикарном номере отеля "Asma" и даже спали на одной широкой кровати. Однако это ни к чему опять не привело. Это ни на йоту не изменило наших странных стерилизованных отношений.
Рита ходила по номеру почти что голышом, сверкая ягодицами и гениталиями из-под пол короткого халатика. Я бесстыдно рассматривал голые куски ее тела. Распалялся, предвкушая безумную ночь… Не бросался на нее, не валил грубо в постель… Думал, вот придет ночь, и тогда мы спокойно, как муж и жена, все честь по чести…Куда торопиться, что я, сопливый прыщавый юнец? Нет! Я не прыщавый юнец! Я право имею!
А ночью попытался овладеть ею спящей. Вспомнил наше с Болтом пионерское сексуальное детство. Вспомнил объятую Морфеем и густыми винными парами Прекрасную рыжеволосую слепую великаншу Брюнхильду. Вспомнил прыщавую, пыхтящую, словно наш паровоз вперед лети, липкую, потную Дору и худую, костлявую, словно смерть, отличницу Любочку…
Осторожненько, словно сапер, обезвреживающий опасную мину незнакомой конструкции, я завожу руку под тонкий шелк трусиков… Понимаю, это подло! А что в нашей жизни не подло? А не подло вот так держать подле себя красавца-мужчину в полном собственном соку, позволять ему касаться своего тела, обнимать его, целовать, лапать и все-таки не допускать до себя? Это просто бесчеловечно. Моя попытка чуть было не удалась. Я умудрился-таки войти в нее… Но Рита вовремя проснулась и с возмущением оттолкнула меня. Потом она полночи курила и взволнованно ходила по номеру. Мне показалось, что она плакала.
– Не делай так больше никогда! – сказал она. – Обещай мне…
Я вздохнул тяжело, тяжело. Рита потрепала меня по кудлатой голове.
– Тебе же это самому не очень хочется!
– С чего ты взяла? Очень даже хочется!
– Мне не шестнадцать лет. ( О! Это – да! ) Я прекрасно чувствую, когда мужчине хочется… ( По какому, это интересно, признаку? ) Тебе просто это необходимо для самоутверждения. Я тебя прекрасно понимаю. Но пожалуйста… У тебя есть много других возможностей самоутверждаться… – Рита, села рядом, и положила мне руку на плечо. Лучше бы она на другое место ее положила. Почувствовала бы, как я ее люблю!
– Не обижайся, Санек… Ладно? Я не хочу тебя потерять! Неужели ты не понимаешь, что начало интимных отношений означает для нас конец?
– Но почему?
– Да потому, что я не вынесу твоего образа жизни… Хотя в целом он мне симпатичен… Сейчас мы просто с тобой близки… Мы с тобой сейчас как одно бесполое целое… (Ну спасибо за "бесполое"!) А когда это начнется, появится разрушающий идиотизм ревности и эгоизма. Обиделся?
– Нет. Разве можно на тебя обижаться? Можно я тогда просто положу тебе руку на грудь…
– Зачем?
– Ну просто… Чтобы забыться!
– Ну положи…
Я положил свою руку на ее упругую грудку и через некоторое время стал легонько поглаживать ее. Рита сразу почему-то убрала мою руку.
Ну разве можно на нее обижаться? Никак нельзя! Зачем? Что это изменит? Разве не она круто изменила мою жизнь? Разве не она платит мне большие деньги, обувает и одевает меня в лучших магазинах, следит за моим внешним видом и даже водит меня к именитому парикмахеру? А что до близости, так это ничего! Это подождет! Это не к спеху! Это можно пока что и рукой… Вот провожу ее – и оттянусь на полную катушку с девчатами легкого поведения!
– Рит! А у тебя вообще есть кто-нибудь?
– У меня есть только ты! Сашенька!
– Но ведь необходима реализация либидо! Ты же живой человек!
– Ты за меня волнуешься? Я со своим либидо как-нибудь справлюсь..
– Одна? Это глупо!
– Сейчас получишь …
– Ну тогда как же… Просто… Раз ты его реализуешь с кем-то, то почему бы не делать это с прекрасным человеком. Которого ты любишь…
– Спи, любимый… Не тревожь чуткие струны рубаба моей души…
Когда-нибудь ты меня поймешь…
– Когда вырасту большой?
Потом мы еще несколько раз встречались то в Бирме, то в Кении, то в Лесото… Я сопровождал Риту в качестве арапчонка в ее вояжах, в ее деловых поездках, в ее бесконечных поисках инвестиционных проектов. Каждый раз ждал чего-то от нее, но всегда было одно и тоже…
В Найроби, когда я, словно санитарка, ухаживал за ней во время неожиданной простуды, мы неожиданно оба были охвачены таким болезненным жутким петтингом, что она опять чуть было не стала жертвой моих низменных желаний. Ха-ха! Опять – чуть было… Кому-то это могло бы надоесть, но для меня стало просто каким-то необходимым ритуалом, частью моей жизни, моей мечтой, нелепым сакральным смыслом моего существования. Преувеличиваю, конечно…
Конечно, я очень изменился за это время. Я забурел, избаловался, обнаглел, оборзел… Я купил себе в Эмиратах по дешевке черный "Rover". Чем я хуже других? Друзьями я так и не обзавелся, семьею и подавно. Какая может быть у меня семья, если я никогда дома не бываю. Каков смысл в такой семье? Семья – это тапочки, борщ, телевизор по вечерам, газета, очки, трусы, пеленки, заначки, сопли -вопли… Вот что такое семья!
Но я был бы не искренен, если бы нагло заявил, что я не хотел никогда любви. Я очень много об этом размышляю. Особенно сейчас, в пустыне. У меня есть для этого время, чтобы разобраться в таком сложном вопросе, как любовь.
Тараканы бегут на тепло и запах пищи и умирают от отравляющих веществ, корчась в предсмертных судорогах, вкусив перед смертью запретной человеческой пищи… Бабочки летят на огонь и погибают в его пламени, сгорая заживо. Мухи летят на говно, чтобы навеки увязнуть в нем, обожравшись до отвала, и погибнуть от зловонного удушья. Так и человек стремится к любви, чтобы навеки или хотя бы на время погрязнуть в вязкой липкой жиже брака и в говне противоречий семейного быта.
И вот еще! Чуть не забыл! Запишите где-нибудь! Любовь – это имманентная идеальная реальность одной неделимой части целого в бесконечном существе мироздания! Каково? Съели? Разбирайтесь теперь! Вы сами хотели подсознательно разобраться в существе любви!
Рита и в России держала меня на длинном поводке. Я уже ни на что не надеялся, даже когда несколько раз оставался у нее ночевать. Под покровом ночи несколько раз, пользуясь ее сном, я каждый раз с упорством, достойным лучшего применения, забирался в ее кровать и пытался овладеть ею во сне, но каждый раз был с позором выгоняем! Я путался в соплях и смутных догадках! Я уверовал во всепоглощающую силу однополой любви, стоящую непреодолимым препятствием на пути моего счастья.
Ох! Вру! Не было никакого счастья! В этом, по крайней мере! Ну овладел бы я ею! Ну и что? И все! Да это же прекрасно, что она не допускает меня до этого, чтобы не опустить наших чувств до мерзкой вонючей плоти, сопливой вязкой зловонной смазки, пыхтения, животных стонов и криков, приторный угар вакхического восторга: "Не кончай в меня! Дорогой! Ты кончил! Тебе было хорошо? Ты меня действительно любишь? Где ты был? Чмок, чмок, чмок! Ам! Ам! Ам! О! Фантастишь! Еще! Еще! Еще! Быстрее! О! Мне сегодня нельзя! У меня дела!" Тьфу!
Мерзость! Мерзость! Мерзость!
Я спокойно возвращался домой и всю нерастраченную страсть, всю половую энергию обрушивал на ничего не понимающую Машку. Ну почему ничего не понимающую? Все понимающую Машку. Уж в этом-то она знала толк! Она понимала, что я очень по ней скучал. Не по ней конкретно, но по теплому комочку, прижимающемуся к тебе по ночам, создающему иллюзию родства и близости.
Она всегда с нетерпением ждала моего возвращения. Но я-то знаю, что прежде всего эту развратную девку волновали подарки, которые я ей привозил. Она буквально набрасывалась на чемоданы. Глаза ее загорались лихорадочным блеском, руки алчно тряслись, слюна вожделенно стекала на грязный подбородок… Ну, ладно, допустим, про слюну – это уже явный перебор! Ну а в основном – все так и было!
Машка заметно похорошела, округлилась, стала девчонкой модной. И как следствие – мерзавка наградила меня дурной болезнью. Мне пришлось целый месяц воздерживаться от спиртного. Я ее чуть было не убил!
Как-то раз… Хорошее начало для какого-нибудь боевика… Как-то раз еду я в наш офис по Большой Грузинской. И вдруг вижу, на перекрестке знакомая длинная женская фигура в каком-то нелепом казакине. Такая родная… Худая такая же, как и в детстве…Ну конечно же, это была она! Отличница наша! Наша святая Мессалина! Любка!
Я догнал ее и, выскочив из машины во всем своем блистательном великолепии, заключил в свои объятия. Люба испуганно смотрела на меня и некоторое время не могла узнать в этом великолепном, лоснящемся от достатка, загорелом господине жалкого, худенького черномазого малыша, стоящего к ней в очередь на близость в далеком туманном измерении, как маленькая собачонка среди здоровых голодных облезлых псов… От нее исходил чудовищный запах семечек и дешевого китайского парфюма. Губы были вульгарно размалеваны. Волосы безнадежно изуродованы воздействием некого красящего контрабандного препарата. И что самое ужасное – у Любки были золотые зубы! Признак благополучия россиянина эпохи застоя! Полный рот!
Как время безжалостно к женщине – растроганно подумал я. Но отступать было уже некуда. Встречу надо было завершать по законам жанра. Вот ненавижу, когда авторы сопливых сентиментальных произведений начинают нагнетать обстановку, выжимать сопли из читателя. А ты помнишь? Когда мы были детьми… То первое волшебное чувство… Да! Я уж помню! Это точно! Сколько боли причинила мне эта распутная девка! Мы поехали к ней домой. Она жила в Орехово-Борисово со своей маленькой дочерью Сашей. Уж не в мою ли честь?
В квартире у Любки воняло мочой, водкой, говном и селедкой. Мы пили на кухне страшно дорогой коньяк "Аде", купленный мною по дороге в киоске у дистрибьютера, закусывали начесноченным салом и селедочным паштетом. Я лепил Любке горбатого, заправляя ей о своем высоком положении в государственном аппарате, о своем вкладе в экономику страны и в развитие международных отношений. Любка верила, восхищалась, вскрикивала "Ой! Ух ты!" и смотрела на меня, конечно, с затаенной надеждой. Может, я в корне изменю ее жалкое существование?
Я внес, конечно, некоторое разнообразие, но ненадолго… Пока ее дочь гуляла… Любка быстро закосела (видимо – от сала и чеснока! Смесь сала, чеснока и коньяка – смертельная смесь!).
– Но ты же не хочешь… – в исступлении, с тайной, но мертвой надеждой услышать от меня нежные признания и страстные стенания, шептала она, задыхаясь от страсти и окутывая меня волнующей незащищенностью метафизических аглютативных облаков зловонного парфюмерно-чесночного пространства… ("Эк загнул, чертяка!" – крякнет в негодовании незащищенный от авторского произвола, начитанный и искушенный читатель).
Она была близка к истине. Да! Я не хотел. Скажу больше – мне было противно донельзя! Да! Но необходимо было соблюсти дипломатический этикет. Вилка в правой руке, нож в левой! И я заставил себя! Я в который раз доказывал себе, что я – не раб своей Плоти! Мой дух стоит выше ее! Он не смеет подчиняться ее капризам, даже в форме отвращения! – как говорил мой любимый габонский философ, основоположник изотерического гностического аглютеризма – Хун Мгвньонаха. Я не был рабом отвращения плоти, как и не был рабом ее любострастия! Я был свободным!
Через пару часов я поблагодарил ее за чудные мгновения соприкосновения с детством и уехал восвояси, разочарованный, изможденный и опустошенный во всех смыслах, пообещав обязательно заехать, как только освобожусь от тяжкого, но сладкого бремени государственных обязанностей.
далее
|
