|
Рассказы
Смех без правил
Похождения
Фантастика
Города и люди
Крупный юмор
| |
Подраздел: Странник - роман
скачать zip архив
Пустыня
опубликовано: 23.01.2008
"Все в этой жизни поздно или рано
Однажды превращается в гуано!"
(Хун Мгвньонаха. 1454 – 1540 гг.) Времени нет! Его не существует! Здесь, в далекой безводной пустыне такое понятие, как время – просто растворяется в пугающей бесконечности дрожащего пространстве. Пространства так много, что оно поглощает ВРЕМЯ. Оно не остановилось. Оно не замедлило свой бег. Его просто нет! Есть день и ночь. И все.
Я не считаю дни. Я только чувствую, как растет, кустится и живет своей непостижимой жизнью на моем лице дремучий мир клочной бороды. Борода – это ВРЕМЯ.
Самая страшная беда для цивилизованного человека в пустыне – это отсутствие душа. Я тайком хожу к колодцу и, только произведя очень пристальную рекогносцировку местности с самой высокой горы, что окружает колодец, и не найдя признаков бедуинов, приступаю к омовению. Их просто хватит кондрашка, если они увидят, как я легкомысленно и расточительно расходую золото пустыни – ВОДУ.
Возле колодца иногда меня поджидают собаки и с радостным лаем принимают участие в водных праздниках. Пустынные собаки. На вид они такие же, как наши российские беспородные дворняги, только пустынные скромнее и пьют меньше.
Я не знаю, сколько времени мне предстоит здесь кочумать. Месяц, два, три, год… Здесь в пустыне самая страшная беда для цивилизованного молодого человека после отсутствия воды – отсутствие женщины. Рукоблудие – плохая альтернатива. Но оно помогает мне избавиться на какое-то время от страшных видений и воспоминаний… Они не отпускают меня, преследуют и во сне и наяву, сплетаясь в колючем грязном клубке.
Видения бывают страшные и не очень. Я замечаю, что порою уже путаю реальные события со своими и чужими фантазиями, воспоминаниями, реминисценциями, с видениями и бредом истосковавшейся по общению души.
Неуемный сирокко гонит по пустыне оторвавшиеся колючки и поднимает тучи пыли. Ветер здесь дует и день и ночь, с постоянной силой, не утихая ни на секунду… Иногда я слышу сквозь шум ветра, шелест песка последний путанный, торопливый шепот умирающего Болта в пустоту. Он хватает руками воздух, ищет меня во внезапно окружившем его мраке. Кровь заливает ему лицо, попадает в рот.
– Саид! Убей ее! И ты останешься жив! Ты подписал чек на предъявителя… Я… Я… Саид! Я должен был убить тебя… После того, как ты переведешь деньги… Это ее заказ!
Но он не знает, как предупредить меня. Он в панике! Он мучительно соображает. Это последние его мысли в этой жизни. И эти мысли – обо мне!
Тогда, в очередной раз возвратясь домой от Любки, увидев изуродованные трупы Болта и Машки, я беспомощно взвыл от такой высшей несправедливости, от невероятной, нечеловеческой боли… В какой-то миг мне вдруг показалось, что это кричу не я , а мой насмерть перепуганный, раненный огнем первобытный предок, получеловек – homo habilis, в каком-нибудь далеком Олдувайском ущелье. Я в исступлении бился головой об пол, что-то кричал. Я тряс безжизненную болтающуюся голову своего звездного Брата, неумело пытался сделать ему уже ненужное искусственное дыхание, давил грудную клетку, пытаясь заставить стучать его мертвое сердце, и, кажется, разбил себе голову. Это меня и отрезвило.
В тот момент я даже не вспомнил о Машке. О моей земной невесте. О моей распутной, юной, безобидной и покорной Машке… Она валялась, словно выброшенная на помойку кукла, рядом с Болтом…
…Безобидную юродивую девочку Машку убили из-за меня. Простится ли когда-нибудь мне этот грех? Она наверняка так и не поняла, чего от нее хотят. Она лежала, раскинув свои руки, словно маленькая домашняя птица. Они надругались над ней… Хотя Машка и любит такого рода надругательства, но не до такой степени… Кровавое месиво освежеванного лица… Хичкок бы содрогнулся от ужаса. Вид ее некогда прекрасных, розовых, словно игрушечных промежностей, виртуозно обезображенных инквизиторским глумлением моих бывших врагов, привел даже меня, бессердечного и жестокого, как Игнатий Лойола, в оцепенение…
Я жалел тогда только о том, что убил этих уродов так гуманно и почти безбольно. Они не ждали моего появления. Все-таки шестой этаж! Но мне уже раз десять приходилось преодолевать этот опасный путь по карнизу благодаря моей редкой способности по обыкновению во время запоев терять ключи от своей квартиры. Пыхтя, кряхтя, неловко и неуклюже перебираясь с балкона на балкон, я пару раз чуть было не навернулся вниз. Я ободрал себе руки и порвал куртку. Странно, но когда я в пьяном состоянии, вообразив себя Джеки Чаном, лазил к себе в квартиру через балкон, мне казалось, что это получается очень легко, красиво и элегантно.
Я появился внезапно через открытую балконную дверь, словно черт из табакерки, и с двух метров расстрелял в упор обоих. Одного из них я узнал. Он некоторое время еще корчился на полу, тогда как его напарник сразу стал неподвижен. Я узнал его, несмотря на то, что выстрел в голову сделал совершенно неузнаваемым его лицо. На руке у него было написано "Якутск – 1980 год".
Болт все-таки придумал, как подсказать, что мне делать дальше. Иначе он не был бы Болтом! И он знал, что я сумею понять его. И только я сумею понять его. Иначе мы бы не были Звездными Братьями… На стене кровью он нарисовал свою последнюю картину. Видимо, из последних сил, теряя сознание… Это была самая прекрасная картина в его и моей жизни. Он был несносный художник. Точно такую же картину он прислал мне на день моего рождения. На картине была изображена маленькая кривая Бомба – символ нашего единственного и родного дома, нашего бомбоубежища!
Любка. Моя первая большая любовь на этой земле. Моя первая и последняя любовь… к постороннему человеку… Ты тоже попала в эту ужасную мясорубку. Разве могла ты тогда знать, в том далеком нашем детстве, что погибнешь по вине этого маленького, молчаливого, задумчивого арабского мальчонки, по уши влюбленного в тебя? Какая сила позвала тебя в тот день бродить по Москве? Судьбе было почему-то угодно, чтобы я оторвал свой взгляд от дороги именно в тот самый миг, когда ты рассеянно брела по Большой Грузинской, чтобы снова переплести в замысловатом абсурдном узоре наши судьбы? Почему мы снова встретились? Только лишь для того, чтобы какие-то незнакомые подонки пристрелили тебя и твою дочь за компанию с незнакомой тебе женщиной, которую ты согласилась спрятать в своем доме на несколько дней за вполне приличную сумму. Да, впрочем, ты и без суммы спрятала бы…
Когда я начал понимать, что происходит вокруг меня? Во всяком случае, конкретные меры по своей безопасности я начал принимать сразу после того, как… Да… Сразу после той очаровательной шлюшки в Шанхае. Она приехала из Риги по индивидуальному туру. Я ее должен был сопроводить к Хассану Саддияху. Нам, простым рядовым труженикам туристической индустрии, без разницы – какой у тебя тур: индивидуальный или коллективный. Со всеми мы одинаково корректны и, если надо, – милы! Однако Эрика произвела на меня столь неизгладимое впечатление, очаровав меня своей экспрессивной притягательной энергетикой, что я не стал торопиться с передачей ее господину Саддияху. Я, как ребенок, не мог нарадоваться на эту удивительно веселую и раскованную куклу!
Когда я, встретив ее в аэропорту, как положено, вежливо представился и преподнес ей скромный букетик цветов, она серьезно и требовательно сказала : – А поцеловать? Или у вас не принято?
– Вообще-то у нас принято не только целовать! Желание клиента – наше желание! – отвечал я задорно, сверкая ослепительной своей улыбкой.
После нашего первого, неожиданно долгого и тревожного поцелуя у нас не оставалось никакого сомнения, что мы просто созданы друг для друга. Оставалось только побыстрее найти место, чтобы проверить наши чувства и убедиться в их имманентной первозданной истинности.
И я повез ее по всем своим любимым злачным местам. Я оторвался с ней на полную катушку. Мы кутили всю ночь напролет, пили рисовую водку и объедались собачьими экзотическими блюдами до тошноты в уличных ресторанчиках, целовались до изнеможения и совокуплялись в каком-то темном переулке на каких-то ящиках, картонных коробках, в пыли и вони. Потом, вдупель пьяные, распевая гортанные русские песни, гоняли взапуски, напергонки на велорикшах по узким улочкам за Шанхайской околицей.
Наутро я, с большим сожалением оторвавшись от Эрики, привез ее разъяренному Саддияху. Мы с ним тогда впервые крепко поругались. Лучше бы был посдержаннее. Для меня это было все равно, что пинком под зад! Настанет время, когда я, без всякой злобы и без сожаления, перед тем как забраться сюда, в эту глушь, сдам его с потрохами Интерполу по Интернету. Конечно, при его деньгах он может откупиться, но проблем ему – не избежать! Поверьте, я сделал это не из чувства мести. Чувства справедливости, пробудившегося от хмельного сна благородства и вины перед Эрикой, Танюшкой и прочими жертвами этого туристического монстра руководили мной.
Через месяц, возвратившись из Шанхая, я позвонил Эрике в Ригу, но взволнованный женский голос, ответил мне, что Эрика из поездки не вернулась. Я позвонил еще через месяц, потом еще через месяц… Я больше никогда в жизни не встречал такой веселой и раскованной туристки. Никогда! Потому что такой веселой и замечательной туристки больше не было на свете! Эрика пропала в Шанхае. Я видел ее последним.
Я никому не задавал никаких вопросов. Я жил своей жизнью Я знал, что я один в этом мире и мне не на кого надеяться! Не на кого! Только на себя!
Думаете, я совсем не интересовался происходящими вокруг меня таинственными и ужасающими своей обыденной неприметностью катаклизмами? Ошибаетесь… Я отношусь по типу мышления к гностикам более, чем к практикам. Мне было очень интересно знать, кто я в этом мире? Мне даже было интересно узнать, как поживает моя таинственная жена, гражданка Брунея по фамилии Умм Маммуд. Я разыскал ее дом в приморском городке Сериа на улице Хасаят.
Домишко у нее был весьма недурен. Странно, почему мы до сих пор не живем с ней вместе, раз у нее такой хороший дом? А может быть, она так же хороша, как ее домишко? Покажи мне свой дом – и я скажу, кто ты! Так говорят у нас в Катаре.
Аккуратный, прилизанный и лоснящийся, стройный, как кипарис, индус -мажордом в розовой чалме и европейском костюме сдержанно доложил мне на оксфордском английском языке о том, что госпожа Умм Маммуд находится в отъезде, но тех несколько минут, что я пробыл в просторном холле, мне было достаточно, чтобы безошибочно угадать национальную принадлежность и настоящее имя хозяйки этого шикарного особняка. Стены расписаны в стиле композиций Питера Мондриана. Картина Анри Маттиса "Совокупление вампиров" на стене. Я редко ошибаюсь.
И сейчас я вижу в темноте египетской ночи глядящие на меня ее полуоткрытые умоляющие глаза, полные слез… Моя небесная жена – Умм Маммуд! Я целую ее в губы, трясу за плечи, стараясь задержать ее хотя бы на мгновение здесь, рядом с собой, не дать ей уйти в другой мир, шепчу, не в силах сдержать слез : – Рита! Миленькая… Не уходи! Хорошая моя! Я пришел за тобой! Мы уедем… мы теперь будем всегда вместе… Миленькая моя… Не уходи!!! Не бросай меня… У меня, кроме тебя, больше никого нет… Рита-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а -а-а-а-а-а-а-а-аааа.
Дора, толстая, опустившаяся, грязная, обрюзгшая моя детдомовская мама, учительница, жена и сестренка, долго непонимающим пьяным взглядом рассматривала фотографию. Потом возвратила мне ее и, немного почмокав губами, словно разминаясь перед рекордом, сказала : – Да… Это она. Мама твоя! Она почти не изменилась… Я… Я знала, что вы все-таки встретитесь! Я так рада за тебя, Сашка!
В нашем бомбоубежище я без труда на старом месте, в нише, заложенной кирпичами, нашел тайник моего звездного брата Болта. В старой линялой матросской фланке были завернуты две пачки долларов, паспорт на имя Сайяда Хафизура Рахмана, гражданина Бангладеш. Болт в своем послании был лаконичен: "Саид сматывайся в бангладеж я обизательно найду тибя".
Она была еще жива. Она еще дышала. Сознание на минуту вернулось к ней, ровно настолько, чтобы она узнала меня и обрадовалась… Рита с усилием приоткрывает глаза и пытается приветствовать меня, кивает мне ослабшей головой. Голова ее склоняется. У нее отрезаны обе груди и вырван язык… Я опоздал.
– Рита… Подожди… Я должен сказать тебе… Рита… Я люблю тебя!
Рита… Это Я! Я был в Одессе! Помнишь? Я читал тебе стихи… Хуна Мгвньонаха… Я застрелил тогда человека! Это был Я! Я! Я называл себя Игорь!
Она кивает и улыбается окровавленным ртом…
Она даже пытается неуклюже погладить меня изуродованной беспалой рукой. Она мне что-то говорит… Но кровь пузырится из отверстия рта… Но я понял, что она хотела сказать. Я понял, что означают два звука "Ы – ОК"… Она говорит мне…
Она зовет меня…
Она говорит "СЫНОК"!!!!!
Я – СЫНОК!!!!!
Голова ее безжизненно откидывается. Она еще что-то пытается сказать. Глаза ее на мгновение открываются широко-широко, словно охваченные последней вспышкой сознания, и стекленеют, запечатлев свой последний взгляд куда-то глубоко-глубоко внутрь меня. На губах ее застывает счастливая и светлая улыбка, полная какой-то непостижимой трансцендентальной тайны, понятной в этом мире только нам двоим…
Я ловлю себя на том, что иногда думаю на арабском языке и пугаюсь этого… Но я всегда одергиваю себя.
Бедные мои! Родные мои! Все вы наивно полагаете, что я никогда ни о чем не догадывался, ничего не подозревал. Это ж каким болваном следовало бы мне быть… Мое показное равнодушие и безразличие сыграли свою роль. Но они совершенно выпустили из виду то, что я по крови – человек востока, хоть и воспитывался на Руси и умею лицедействовать: притворяться глупым, спящим, влюбленным, слабым и мертвым.
Когда я стал подозревать Риту? Да наверное, с самого начала, когда она не призналась в том, что мы знакомы! Раз она скрывает свое истинное имя, значит и занимается она незаконным бизнесом! Логично? Почему все же пошел к ней? Это уже вопрос более сложный. Да скорее всего потому, что какая-то необъяснимая притягательная космическая сила исходила от нее. Каждая новая командировка подтверждала мои страшные подозрения. Но я был уже по уши в крови. Я был действующей и далеко не последней частицей этого преступного бизнеса. Кроме всего, я был еще и казначеем огромного преступного синдиката.
Я знаю, мой друг Исмаил Абдулла Ибрагим сбился уже с ног, разыскивая меня по всей пустыне. Он один знает, что я в Египте. Но я сбежал от него по дороге в Люксор. Я сбежал ото всех! Мне надо совсем немного, чтобы отсидеться. У меня есть дом, у меня есть деньги… Я выберусь отсюда. Я должен выбраться. Потому что раз Богу не угодно меня убить, значит, я еще нужен ему для хороших дел. У меня еще есть время. У меня еще есть время для того, чтобы найти к нему дорогу! Для того, чтобы стать другим, таким, которого он может взять к себе.
Они найдут могилу этого парня с моими документами. А я уже буду далеко.
Словно в подтверждение моих слов, страшным голосом вдруг рявкнула мне о чем-то белая верблюдица, лежащая неподалеку от моего пальмового ветхого жилища, скробным укором моей сноровке и жестокости.
Но эта верблюдица – жалкий осколок прошлого, в котором отражается лишь маленькая частичка бытия. А ведь больше – ничего нет! Ничего! Все участники драмы мертвы! Все свидетели перешли в другую аватару. Они смотрят на меня из другого измерения и, наверное, неоднозначно оценивают мое поведение. Но не они теперь будут моими судьями! Не они!
Никто не узнает, откуда появился на этой земле новый хороший человек, гражданин Бангладеш Сайяд Хафизур Рахман, мой славный одинокий приятель, добрый, умный, богатый и справедливый.
В крайнем случае, я выберусь отсюда весной, когда бедуины потянутся в Асуан, чтобы выручить немного денег за своих верблюдов. Я выберусь… Я знаю, в какой стороне Красное море. Мне рассказали египетские мужики, как отсюда добраться до Судана, минуя пограничные посты… Там, в Вади-Хальфа живет мой старинный приятель Ясин Маджад. Он будет рад помочь мне выбраться! Он любит меня! Он обязан мне! Я в свое время перевел для него на арабский язык несколько больших материалов из журнала "Вестник дерматологии", которые он благополучно опубликовал в каком-то Суданском медицинском издании. Он – поможет! Я выберусь! Я же – умный и везучий! Я стану другим: еще мудрее и везучее (хотя куда еще, казалось бы, мудрее! А тем более – куда еще везучее?)… У меня еще есть время!
Бог дал человеку только Законы, согласно которым он должен жить для того, чтобы вернуться к своему изначальному космическому образу. Мы заблудились в поисках этого пути, потому что не в силах выполнять эти Законы. Мы ищем оправдание всем своим подлостям и мерзостям. И не все находим правильный путь. И может быть, в другой, новой нашей жизни мы будем немножечко ближе к тому, правильному пути, ведущему нас в наш родной дом, к Богу. Но я уже в этой жизни знаю эту дорогу! Я знаю – как жить!!!
С такими светлыми прекрасными мыслями я, Сайяд Хафизур Рахман, просыпаюсь от какого-то неясного, теплого и родного прикосновения, с какой-то непонятно отчего счастливой улыбкой на своих пересохших губах и шепчу по-русски : Мама!.. Вы будете смеяться! Я открою вам страшную тайну! Я ведь всегда чувствовал, что вы моя Мама. Я просто боялся в этом себе признаться… Мама! И самое смешное – я ведь давно перевел все наши деньги в Бангладеш!
Я специально разговариваю вслух, чтобы Она слышала меня. Чтобы знала, что я все знаю. Что я знаю, что Она рядом! Я это чувствую, что Она здесь, рядом со мной. Она всю ночь сидела у моего изголовья, ожидая моего пробуждения, любуясь на мое заросшее бородой по самые уши лицо, не веря, что этот красавец – ее сын. Она гладит меня своими ласковыми руками. Это не ветер! Это она! Я постоянно чувствую ее присутствие, поэтому всегда разговариваю с ней вслух. И иногда плачу от счастья. Оттого, что я теперь не один. Что Она теперь всегда рядом со мной… Мамочка моя…
далее
|
|
